<< Назад
Юлия Фридриховна
Деревня Серебряные пруды Тульской губернии, где родилась мама, принадлежало когда-то Шереметьву. Мамин дед, мой прадед, откупился от помещика и женился на цыганке, влюбился в нее очень, красивая была. Она родила ему сына и убежала в табор. Сына оставила.
В лагере было так. Колхоз выделил сено для набивки сенников, а мы и не знали, что их можно набить. Я так и спала – нары, сенник пустой, сверху простынка и я. Мама приехала и забрала меня обратно. – И недели не прошло, как все эвакуированные вернулись в Ленинград из Малой Вишеры, немцы уже там были на подходе. В Ленинграде в 1941-42-ом мы в школу ходили, но не учились, все время сидели в бомбоубежище. Нам почему-то читали сказку Ершова «Конек-горбунок». С 1943-го учились и нас стали кормить супом – всю школу. Разносила еду одна девочка из старшего класса. Ей это так понравилось, что потом она пошла в официантки. И спасибо за этот суп, мне его хватало. А первые годы этого не было, голодные были, как собаки. Мама сначала работала. Пока она копала окопы, я жила на Лисьем носу, у тетки, у бабушки. Немцы не взяли Лисий нос. Ночью мы пугались, такой самолетный гул шел! Уже после войны узнала, что это немцы летали из Финляндии бомбить Ленинград. Воды не было, канализации не было, для этого было ведро. А по воду я ходила со своей двоюродной сестрой. Я не помню, много ли воды приносила, наверху у меня лежит ковшик маленький, сохранился до сих пор, которым я черпала воду. Мы жили на Гороховой, недалеко от нас протекала речка из водопровода, и все там тогда черпали воду. Там такая гора ледяная была! Потом ходили на Неву. Однажды мама ходила туда поздно вечером, уже почти ночью. Взяла санки, поставила ведро и привезла. Это была глыба желтая, отчего – не знаю. Д.Г.: Мы тоже ходили за водой на Неву. Там спуск специальный был. Все обледенело, дойти сложно. Меня оставляли мкея на берегу, сама спускалась. После войны меня долго преследовал запах этой воды, запах мочи. Воду кипятили, конечно. Ю.Ф.: Евгения Александровна Резвова жила в Лисьем Носу с братом. Полдома были бабушкины. Это двоюродная сестра, она старше, старше даже питерской кузины Вот этот брат 26-го года рождения, а сестра старше, примерно 1924-го Однажды Женя приехала к нам и сказала, - если вы не хотите, чтобы бабушка умерла, заберите ее себе. А мы тогда выбрали большую комнату, дали взятку нашему начальнику, и вселились. Так у нас с мамой поселилась бабушка. Чтобы ее поддержать, ее через некоторое время отправили в большицу. Но там так обворовывали старуху, что она умерла. У нас-то она нормально жила! Мама работала и готовила на всех. Мне было 9 лет, все время проводила на улице, играли там в разбойников всяких. Машин никаких не было, вот мы и гоняли. Очень хотела сладкого, просто до жути хотела, именно сладкого. Нашла у мамы были гомеопатические таблетки «аборт». Потихоньку, чтобы не быть замеченной, брала их, они же в сахарной оболочке. – Идиотка, устроила себе! Потом развилась болезнь, три операции перенесла. В блокаду тетушка работала инспектором по расходу электроэнергии. Пришла она как-то на предприятие, где делали кирпичи. Говорит, - у вас большой перерасход, я вас отключаю. Мы, говорит, во время войны без кирпичей обойдемся! Повели ее в цех, - посмотрите, какие у нас кирпичи. Там сжигали трупы. В 1943-ем я ходила во Дворец пионеров, в кукольный театр. Куклы такие были – перчатки, голова и руки. Я играла. Есть такая сказка, где еж с зайцем спорили, кто быстрее бегает. Еж сказал – я быстрее тебя! Пришел он к ежихе, говорит, ты оставь свою стряпню, пойдем со мой, я покажу, где надо встать. Поставил он ее на место, где они должны были бежать от куста до куста. Заяц подбегает, а из-за куста выходит ежиха, бежит обратно, а там еж! Я играла ежиху. Могу даже песенку спеть. Там такие слова: «Варю обед ежаткам вкусно и сладко, покушайте, ежатки! Закусят малинкой, потом в своих кроватках уснут на перинках…» Играли дети, и зрители были тоже дети. Во Дворце пионеров работали разные кружки. Сначала я попала в соло, но не было у меня ни голоса, ни слуха, уж как там оказалась, не знаю. В театре у нас были хорошие руководители., собирались поставить вторую пьесу. Для этого нас попросили всех дома научиться лаять. Мы пришли потом, все загавкали, а у меня получалось очень уж визгливо, не взяли на эту игру. В 1943-ем, еще во время блокады, меня в том Дворце приняли в пионеры. После войны, когда закончила школу, поступила на работу в Институт Огнеупоров и училась в Институте Бонч-Бруевича, откуда меня вышибли за неуспеваемость, с третьего курса. В «Огнеупорах» работала до 1978-го года по специальности «пректировщик-сантехник». А потом я ушла в Ленфилиал ГИПРОНИ Полиграф.
Коллеги. Институт Огнеупоров Далее >> В начало |
